Именно тормозящая функция коры однажды уже сыграла в нашей эволюции ведущую роль. Как замечает Я.Я. Рогинский, “если эти догадки справедливы, то понятно какую роль могли сыграть эволюционные изменения природных возможностей торможения проявлений ярости и безудержного гнева. Не этим ли в какой-то мере объясняется и развитие префронтальных отделов мозга у неоантропов?”.

Например, чисто поведенчески. Сидят древние гоминиды в засаде и ждут, когда мамонт (или другое животное) попадет в ловушку. Те, кто выскакивают слишком рано, остаются без мамонта и без пищи, и, как следствие, без потомства. Те, кто ухитряются смирить инстинктивные желания: убежать (от мамонта как от крупного и опасного животного) или подбежать (к почти попавшему в ловушку мамонту, чтобы быстрее утолить чувство голода), те получают свое мясо и передают “ген самоконтроля” потомству. А функция самоконтроля - это лобная кора, столь нужная потомкам для развития интеллекта.

Интересно, что интеллектуальные и физические возможности современных обезьян гораздо выше, чем они реально используют в своей деятельности. В частности, нет никаких причин, мешающих шимпанзе изготовить каменное орудие труда и использовать его по назначению. Догадаться? Обезьяны способны проделать все необходимые интеллектуальные выкладки для такой работы. Взять в руки камень? Они это делают. Ударить этим камнем по другому камню, чтобы он изменил форму? Обезьяны способны камнем расколоть орех, т.е. такое свойство удара им известно. Единственное, что нужно обезьяне, чтобы изготовить каменный нож – это некоторое количество целенаправленной активности (самоконтроля), а этого-то им как раз и не хватает.

“По наблюдениям, современные шимпанзе, которым в общем доступна умственная деятельность, необходимая для начальных этапов обработки камня, не занимаются даже сколько-нибудь интенсивной охотой, хотя с удовольствием едят мясо. Неоднократно отмечалось, что у них отсутствует нужный уровень концентрации внимания, торможения посторонних импульсов” .

О возрастании роли коркового торможения в дальнейшей эволюции гоминид также писала В.И.Кочеткова, именно высшее корковое торможение, по ее мнению, обеспечивало возможность изготовления более сложных орудий труда и развитие речи у предков человека.

Так что на самых ранних этапах отбор в линии, ведущей к человеку, шел не столько по направлению отбора самых “умных”, сколько по отбору самых “контролирующих себя”. Ирония судьбы, именно “контролирующие” оказывались и самыми “умными”, поскольку, как мне кажется, уже у древних предков человека (как и у современных обезьян) существовал некий интеллектуальный резерв, чтобы выявить который не хватало только самоконтроля. Но, отбирая “контролирующих”, природа отбирала особей с наиболее развитой фронтальной корой, чтобы в новом поколении развитый “лоб” дал бы потомкам и интеллектуальные преимущества.

Кстати, практически все современные методы самосовершенствования, вольно или невольно копируют в этом смысле природу, поскольку, ставя своей целью развить человека интеллектуально (или того выше, раскрыть у него сверхъестественные способности), все практики начинают с усиления функции самоконтроля. Даже готовность ребенка к началу школьного обучения, по Н.И.Гуткиной, начинается с формирования у него произвольности поведения – центрального новообразования этого возраста, определяющего успешность школьного обучения. Огромное количество составляющих школьного обучения направлено именно на усиление контролирующей функции коры больших полушарий (режим дня, дисциплина, и даже отмененная школьная форма способствовали этому). Парадокс школьного возраста, – тренируя произвольность, мы развиваем функции фронтальной коры, а значит косвенно способствуем развитию интеллекта. Более серьезные практики, обещающие адептам гораздо больше, чем просто успешное овладевание школьными знаниями, требуют и гораздо большего развития контролирующих функций коры.

В качестве примера возьмем систему йоги, даже в самых популярных западных переложениях, она сохраняет свой строгий смысл. Классическая йога, описанная мудрецом Патанджали примерно во втором веке до н.э., включает восемь последовательных ступеней. Первая ступень – йама – требует обучения индивида соблюдению всеобщих моральных заповедей (ахимсы – непричинение вреда, статьи – правдивости, астеи – отсутствию стремления к обладанию чужим, апариграхи – свободе от вещей, брахмачарьи – контролю за половым влечением). Вторая ступень – Нийама – внутреннее и внешнее очищение через дисциплину. Третья ступень – асана – требует обучения соответствующим позам и обещает овладевшему ими здоровье. Четвертая ступень – пранаяма – контроль за дыханием. Пятая – пратьяхара – управление чувствами. Шестая – дхарана – сосредоточение и концентрация. Седьмая – дхиана- медитация и созерцание. Восьмая – самадхи – слияние с Духом вселенной. И везде контроль, контроль, контроль.

Меня всегда интересовало, почему столь непритязательные вещи, как некушание мяса, или задержка вдоха, предполагают развитие у меня способности читать мысли или жить вечно. Какая связь между ними. Сейчас я могу предположить эту связь в развитии функций лобной коры. С помощью тренировки функции самоконтроля развиваются функции передних отделов больших полушарий. А лобная кора – это лобная кора. Это вместилище интеллекта, как высшей, и, возможно, будущей высочайшей, стадий развития психики. Для развития лобной коры через тренировку функции самоконтроля в сущности безразлично, как именно ее тренировать: учиться задерживать дыхание или соблюдать режим дня, поститься или выполнять многоступенчатые ритуалы.

Проблема в другом, проблема в том, что это направление уже вполне освоено человечеством. Адепты многочисленных практик, похоже, контролируют уже все, что только “ниже лежит”, чем новая кора переднего мозга. Контролируются все инстинктивные проявления; с контроля самых мощных инстинктов (полового и пищевого поведения) начинаются большинство систем самосовершенствования (начиная от религиозных практик и йоги, кончая армией и школой). Контролируются вегетативные функции (дыхание и сердцебиение). Контролируется вся целенаправленная деятельность. Все эти формы контроля бесспорно эффективны, хотя лично я еще не встретила ни йога, ни монаха, чей самоконтроль бы развил у него все описанные в соответствующей литературе способности и возможности (йог бы, действительно, левитировал, а монах исцелял бы молитвой), но что-то у них, безусловно, развивается (в конце концов, я не умею делать затяжных прыжков с помощью сокращения ягодичных мышц). Но что делать, если мы хотим большего? Можно, разумеется, попробовать продвинуться дальше в уже существующих практиках (поститься ни один раз в неделю, а восемь; задерживать дыхание ни 5 минут, а несколько часов). Но результат?

Как мне кажется эффективнее поискать другой путь, резерв которого еще не использован.

Не отказываясь от древних практик контролирования функций гипоталамуса, мне кажется, перспективы за контролем некоторых сознательных форм человеческого поведения. Например, так, поведение человека адаптивно и целенаправленно. Естественный отбор всегда отбирал для жизни наиболее приспособленных к ней особей, т.е., отбор шел по линии лучших адаптационных качеств; даже интеллект многие исследователи считают мерой адаптационных возможностей особи (насколько хорошо она, особь, может устроиться в данном ей мире). Существующие практики и тренинги обычно также направлены на повышение адаптационных способностей гомо сапиенсов (тренинг уверенности в себе, тренинг “как выйти замуж”, тренинг деловых и коммуникативных качеств и т.д.). Человека учат контролировать себя, для того чтобы добиться цели, чтобы максимально хорошо устроиться в современном социальном мире. И кажется, что единственной альтернативой этому – только устроиться в мире плохо. Но это не так. Стремясь максимально быстро, эффективно, с наименьшими затратами достичь адаптивной цели, мы теряем слишком многое – способность “творить чудеса”.

Я имею в виду, развитие форм активности, которую ее автор В.А.Петровский, назвал надситуативной. Согласно принципу надситуативной активности “субъект, действуя в направлении реализации исходных отношений его деятельности, выходит за рамки этих отношений и, в конечном счете, преобразует их”. Именно этот аспект – способность преобразовывать реальность и теряется при планомерном развитии целенаправленной активности.

Представление о надситуативной активности В.А.Петровский иллюстрирует следующим примером из работы В.И.Асьнина.

В комнате две девочки: школьница и ее маленькая подружка. Задача: достать предмет со средины стола, не касаясь стола. Предмет положен так, что выполнить задание, просто дотянувшись до него, невозможно. Зато в углу комнаты стоит палочка. Девочки думают. В конце концов, младшая девочка хватает палочку (самый оптимальный способ выполнить задачу), девочка постарше останавливает ее, дескать палочкой любой достать может, а вот, давай, попробуем без палочки... .

Поведение младшей девочки – адаптивно, направленно на оптимальное достижение цели. Поведение старшей надситуативно. Она рискует остаться без предмета, но зато он развивает себя как субъекта. Возможно, именно такой активности не хватает человеку для активации его резервных способностей. В конце концов, история умалчивает, но я думаю, что старшая девочка все-таки достала предмет “надситуативным” способом, его снял изумленный экспериментатор, привлеченный нетипичной реакцией девочки.

Человеческое поведение насквозь адаптивно. Именно так функционирует все: от самого последнего органа в нашем теле до нейрона, от подсознания до целенаправленного сознания. Это означает, что все наше поведение направлено на получение идеального конечного результата с минимальными затратами энергии.

Мы приобретаем знания, чтобы приобрести профессию, которая будет нас кормить. Мы заводим полезные знакомства, или бесполезные, но по работе (не требующие особых временных и эмоциональных затрат) – дружим с начальником и соседом по лаборатории (потому что у человека есть потребность в общении, и ее нужно удовлетворить с минимальной затратой сил и средств), а старый друг, переехавший в другой город становится избыточным. Мы приглашаем человека в гости, мы готовы приютить бездомного приятеля, но не дай бог, он у нас задержится на лишние три- пять дней, а тем более на месяц (наверное, надситуативным здесь было бы сказать: “Дорогой, живи у меня сколько хочешь, в крайнем случая, я могу и в гостинице перетерпеть пару дней”) . Влюбленный мужчина дарит любимой женщине дорогое кольцо, чтобы через несколько недель потребовать его обратно в связи с расторжением помолвки (надситуативым здесь было бы сказать: “Дорогая, ты не хочешь становиться моей, но я - то люблю (любил), что я могу для тебя сделать (подарить) на прощание, чтобы ты была счастлива?”) . Заработанные деньги мы тратим на себя, свою семью, свой дом, потому что это правильно и адаптивно (приобрести собственность, вложить деньги в недвижимость, обучить наследников) или продиктовано инстинктом (половой партнер, семья, дети – зоосоциальные инстинкты, по П.В.Симонову, хороший ресторан – пищевой инстинкт). В последней ситуации надситуативным было бы – отдать получку тому случайному прохожему, которому это действительно нужнее, а самому целый месяц “сосать лапу”.

Адаптивна и наша физиология. Потому что в нашем организме все целесообразно и подчинено инстинкту экономии сил, средств, энергии, времени. Простой пример. Допустим, у вас немного избыточного веса (а у кого его ныне нет), и, допустим, вы не покушали утром. Вместо того, чтобы расщепить немного избыточного жира и удовлетворить вашу потребность в глюкозе, организм включает такую голодовую программу с шумом в животе, с муками голода и с потерей сил. Даже когда запас энергии (жира) в организме есть, мы все равно не можем произвольно потратить ее на неадаптивную (бесполезную, с точки зрения организма) цель – например, взять и взлететь или хотя бы пережить вместо чувства голова – ощущение радости бытия.

Прежде чем, научить наш мозг “творить чудеса” (потратить энергию на активацию пси-способностей), нужно научиться самому творить чудеса в поведении, силой воли заставить себя подняться над обыденностью жизни.

В принципе, надситуативные поведение – это очень просто. Избыточно творчество взрослого человека, если оно не приносит материальных или социальных благ. Например, вы пишете романы, которые никто не печатает. Сочиняете стихи, которые никто не слушает. Создаете пьесы, которые никто не ставит. Пишите философские трактаты, которые некоторые ваши знакомые называют философическими. А вы все равно пишите, сочиняете, творите. Проводите исследования – не для диссертации, а просто так – для себя. А еще можно бескорыстно делать добрые дела, но только не ради самого Добра, а во имя развития лобных отделов головного мозга. Так получается, что Добро – почти всегда надситуативно, ибо отдать нищему рубль труднее, чем потратить этот рубль на себя. Надситуативен риск. Можно ходить в дальние походы или участвовать в рискованных авантюрах – не за деньги, а чтобы проверить себя, получиться или нет. Можно организовывать клубы и кружки по интересам (а не профсоюзы). Можно практиковать древние системы самосовершенствования (и не ради поправки расшатанного здоровья, а во имя совершенствования). Можно пойти получить второе образование (не от скуки и не для того, чтобы работать по нему, а ради удовольствия).Кстати, элитарное образование (в отличии от профессионально-технического) всегда стремилось быть для своих студентов немного надситуативным. По мнению С.К.Бондыревой, в хорошем ВУЗе должна происходить не только трансляция знаний (адаптивная цель), но создаваться особое пространство культуры, “раздвигающее” стены института (выставки живописи, предметы материальной культуры разных народов и т.д.).

Я не утверждаю, что сама всякий раз поступаю надситуативно, но если мы хотим научить наш мозг из множества вариантов поведения, выбирать те, при которых активируются пси-способности и которые сопровождаются рискованными для организма тратами энергии (чему противостоит витальный инстинкт экономии сил по П.В.Симонову), следует научиться контролировать собственную адаптивность в пользу надситуативного поведения.

Однако, для подлинной активации резервных способностей не достаточно просто сделать выбор в польза надситуативности, необходимо чтобы новое поведение привело к достижению целей, и прежней адаптивной и новой более сложной – развитию себя как субъекта (говоря словами В.А.Петровского). Если просто поступить надситуативно, но при этом не достичь даже прежней адаптивной цели, то вряд ли это особо разовьет наш мозг

Рассмотрим простой пример. Вы студент, сдаете очень важный для вас экзамен. Знаний не хватает. Но тут преподавателя куда-то отозвали. У вас есть возможность списать и получить отличную отметку. Это абсолютно адаптивное поведение, потому что эта отметка вам нужна для стипендии или родительского поощрения. Другая возможность – не списывать, (воспринять ситуацию как вызов, выбрать более трудный путь, рискнуть всем) и попытаться ответить самому. Это надситуативно. Но если в результате вы получили двойку, вряд ли это особо разовьет ваш мозг. Необходимо выбрать более трудный путь (не списывать), в ситуации когда цели можно было достичь много легче (списать), но при этом нужно еще получить отличную отметку. Как этого добиться – думайте сами.

Иначе, какой смысл - отдать нищему последний рубль, а потом выпрашивать у родителей подачку на метро, обед или папиросы. Если уж вы взялись действовать надситуативно, то и ответственность за усложнившуюся реальность следует взять на себя (отдали обед другу – голодайте, да так, чтобы он не заметил; отдали деньги на проездной нищему – ходите пешком, или заработайте новые). Тогда и только тогда, вы обучите свой мозг “творить чудеса”.